— Шеф, - крикнул он, - тут спрашивают!

Я повернулся и пошел на парковку.

Возле моей машины стоял незнакомый человек в черной паре - низенький, полный, с подкрученными усами, похожий на пожилого мушкетера.

— Ваал Петрович, - представился он и пожал мне руку. - А вас вроде должно быть двое? Где Гера?

— Сейчас подойдет.

— Чего такой бледный? - спросил Ваал Петрович. - Боишься?

— Нет, - ответил я.

— Не бойся, - сказал Ваал Петрович. - Во время красной церемонии уже много лет не случается неожиданностей. У нас отличное оборудование… Ага, вы и есть Гера? Очень приятно.

Гера была одна - Митра остался возле машины.

— Ну что, друзья, - сказал Ваал Петрович, - прошу за мной.

Он повернулся и зашагал к своей рейхсканцелярии. Мы пошли следом. Гера избегала смотреть в мою сторону.

— Что происходит? - спросил я.

— Ничего, - сказала она. - Ради Бога, давай сейчас не будем, ладно?

Хоть этот день не надо портить.

— Ты больше не хочешь меня видеть?

— Я к тебе хорошо отношусь, - сказала она. - Если хочешь знать, гораздо лучше, чем к Митре. Честно слово. Только не говори ему, ладно?

— Ладно, - согласился я. - Скажи, а ему ты тоже по яйцам дала? Или это только мне - из-за хорошего отношения?

— Я не хочу обсуждать эту тему.

— Если ты так хорошо относишься ко мне, почему ты проводишь время с Митрой?

— Сейчас у меня такой период в жизни. Рядом должен быть он. Ты не поймешь. Или поймешь неправильно.

— Куда уж мне, - ответил я. - А будет другой период? Когда рядом буду я?

— Возможно.

— Какая-то мыльная опера, - сказал я. - Честное слово. Я даже не верю, что ты мне это говоришь.

— Потом тебе все станет ясно. И давай на этом закончим.

Изнутри обиталище Ваала Петровича совершенно не соответствовало своему тоталитарно-нордическому экстерьеру. Прихожая была обставлена в духе ранней олигархической эклектики - с рыцарем-меченосцем, помещенном между немецкой музыкальной шкатулкой и мариной Айвазовского. От дачи какого-нибудь вороватого бухгалтера интерьер отличался только тем, что рыцарский доспех и Айвазовский были подлинными.

Мы прошли по коридору и остановились у высокой двустворчатой двери.

Ваал Петрович повернулся к нам с Герой.

— Перед тем, как мы войдем внутрь, - сказал он, - нам надо познакомиться поближе.

Шагнув ко мне, он приблизил свое лицо к моему и клюнул подбородком, словно его клонило в сон. Я вынул из кармана платок, чтобы промокнуть шею.

Но укус был высокопрофессиональным - на платке не осталось следа.

Ваал Петрович прикрыл глаза и зачмокал губами. Так продолжалось около минуты. Мне стало неловко - и захотелось укусить его самому, чтобы понять, на что именно он столько времени смотрит. Наконец, он открыл глаза и насмешливо поглядел на меня.

— Собрался в толстовцы?

— Что вы имеете в виду?

— Озириса. Планируешь вступить в его секту?

— Пока нет, - ответил я с достоинством. - Просто, э-э-э, расширяю круг знакомств. Энлилю Маратовичу не говорите только. Зачем старика расстраивать.

— Не скажу, не бойся, - ответил Ваал Петрович. - Ничего, Рама. Дадим тебе баблос, и не надо будет ходить ни к каким сектантам.

Я пожал плечами. Ваал Петрович шагнул к Гере, наклонился к ее уху и кивнул, словно отвечая на какой-то ее тихий вопрос. Раньше я не видел, чтобы вампир кусал двоих подряд за такой короткий срок - но Ваал Петрович, видимо, был опытным специалистом. Издав несколько чмокающих звуков, он сказал:

— Приятно познакомиться с такой целеустремленной особой.

С Герой он держал себя гораздо галантней. Да и времени на нее потратил меньше.

— Почему-то все мои знакомства в последнее время сводятся к одному и тому же, - пробормотала Гера.

— Ничего личного, - ответил Ваал Петрович. - Эти укусы носят служебный характер. Мне надо знать, как правильно вести инструктаж, а для этого следует четко представлять себе ваш внутренний мир, друзья мои. Итак, прошу…

И он распахнул двери.

За ними оказался ярко освещенный круглый зал. В нем преобладали два цвета - золото и голубой. В голубой были выкрашены стены, а золото блестело на пилястрах, лепнине плафона и рамах картин. Сами картины были малоинтересны и походили своим успокаивающим однообразием на обои - романтические руины, конные аристократы на охоте, галантные лесные рандеву.

Роспись потолка изображала небо с облаками, в центре которого сверкало золотом огромное выпуклое солнце, подсвеченное скрытыми лампами. У солнца были глаза, улыбающийся рот и уши; оно было немного похоже на Хрущева, затаившегося на потолке. Его довольное круглое лицо отражалась в паркете.

Ослепленный этим великолепием, я замешкался в дверях. Гера тоже остановилась.

— Входите, - повторил Ваал Петрович. - У нас не так много времени.

Мы вошли в зал. В нем не было обстановки, если не считать пяти больших кресел, полукругом стоящих у камина в стене. Кресла были какого-то высокотехнологичного военно-медицинского вида, с сервоприводами, держателями, полушлемами и множеством сложных сочленений. Рядом был плоский пульт управления, поднятый над полом на стальной ножке. В камине горел огонь, что показалось мне странным, поскольку работал кондиционер. У огня хлопотали два халдея в золотых масках.

— Интересно, - сказал я, - здесь у вас совсем как у Энлиля Маратовича.

У него тоже круглый зал, тоже камин в стене и кресла. Только там, конечно, все скромнее.

— Ничего удивительного, - сказал Ваал Петрович. - Все помещения, служащие одной функции, имеют между собой нечто общее. Как все скрипки имеют одинаковую форму. Присаживайтесь.

Он жестом велел халдеям удалиться. Один из них задержался, чтобы насыпать в камин углей из бумажного пакета с надписью "BBQ Charcoal".

— Во время красной церемонии, - пояснил Ваал Петрович, - принято жечь ассигнации. Это не имеет никакого практического смысла, просто одна из наших национальных традиций, отраженных в фольклоре. Мы не стеснены в средствах.

Но жечь все-таки предпочитаем старые купюры с Гознака - из уважения к человеческому труду…

Он поглядел на часы.

— А сейчас мне надо переодеться. Пожалуйста, ничего пока не трогайте.

Согрев нас ободряющей улыбкой, Ваал Петрович вышел вслед за халдеями.